Европейские ведьмы. Кого и почему отправляли на костёр

Вопрос о причинах начала массовой охоты на ведьм остаётся основным для исследователей. В настоящее время мы можем полностью отказаться от упрощённой попытки рассматривать ведовские процессы как характерную черту «тёмного средневековья», печальную, но вполне естественную. Обращение к хронологии опровергает эту версию. Преследование ведьм и колдунов было вполне универсальным для многих культур, примеры таких расправ можно найти и в средневековой Европе. Однако количество таких процессов минимально. Кроме того, они в большинстве случаев являлись самосудами, действиями толпы. Церковь и светская власть не выступали в качестве организатора подобных расправ. Наоборот, можно говорить о том, что позиция Церкви заключалась в отрицании возможности ведовских чудес.

Ведовские процессы в Европе происходили своего рода волнами, они могли затухать и возобновляться. Первый максимальный пик преследований ведьм пришёлся на последние два десятилетия XVI века. Затем можно говорить о вспышке ведовских процессов в 1630-ые гг. и завершающем всплеске в середине XVII столетия. Конечно, стоит учитывать в данном случае региональную специфику. В странах Восточной Европы, в частности в Польше, пик ведовских процессов пришёлся на более позднее время. Если говорить об английских колониях на Американском континенте, то там вспышка ведовских процессов фиксируется в 1690-ые годы. Но, в любом случае, все эти даты мы явно не можем отнести к Средневековью.

В ведовских процессах некоторые историки, среди которых немало советских, видели попытку Католической церкви сохранить своё влияние, бороться инакомыслящими, запугивать население. То, что для Папства проблема сохранения влияния была актуальной, отрицать нельзя. Но конкретные факты показывают, что преследование ведьм активно происходило не только в католических, но и протестантских странах, где борьба с ведовством находилась в руках преимущественно светских властей.

Если же обратиться к тем странам, где позиции католичества оставалась во многом незыблемыми, где продолжала работать инквизиция, например к Испании, то там количество ведовских процессов было минимальным. Инквизиторы сосредотачивались на борьбе с еретиками, распространением протестантизма, но скептически оценивали рассказы о шабашах ведьм.

Открытым во многом остаётся вопрос о реальности ведовских сообществ. Некоторые исследователи, в частности М. Мюррей исходили из того, что ведовские процессы были борьбой с реально существующими языческими организациями, которые вплоть до Нового времени вполне успешно конкурировали с христианской Церковью. Проблема этой версии в том, что она строится на признании правдивыми тех показаний, которые были получены от ведьм в ходе допросов, в той их части, где говорилось о собрании шабашей, отравлении колодцев, похищении и убийствах людей. Однако учитывая активное применение пыток при допросах, к этим показаниям стоит отнестись более скептически.

Наибольший интерес на сегодняшний день представляют объяснения ведовских процессов, в рамках так называемой социальной теории. В общем виде она сводится к тому, что охота на ведьм стала результатом разрушения традиционного общества эпохи Средневековья и началом перехода к социуму гораздо более склонному к индивидуальности, ориентированности на личный успех, что, в свою очередь, объяснялось особенностями экономического развития в Новое время.

В рамках христианской традиции люди должны были оказывать помощь членам своей общины, брать на себя ответственность за больных и бедных. Желание избавиться от этих обязательств нуждалось в идеологическом обосновании. Оно было найдено в предъявлении обвинений во вредоносном колдовстве. Охоту на ведьм можно рассматривать как своего рода социальный инструмент для решения накопившихся в обществе противоречий.

Конечно, конкретные проявления этих противоречий могли быть различными. Так А. Я. Гуревич видел в охоте на ведьм попытку государства и Церкви подавить проявления народной культуры. Нельзя сбрасывать со счетов и непосредственно корыстную заинтересованность в осуждении ведьм. Статистика показывает, что наибольшее распространение ведовские процессы получили там, где, в соответствии с законодательством, имущество осуждённых ведьм переходило к представителям власти, судьям, палачам, разного рода профессиональным охотникам за ведьмами, которые якобы обладали возможностью выявлять колдуний.

Там, где наказание за ведовство было суровым, но имущество жертв не конфисковалось, а переходило родственникам, размах ведовских процессов был существенно меньше. Конечно, при этом нужно учитывать, что в распространении ведовских процессов мог играть большую роль психологический фактор. Страх перед колдовством становился всё значительнее по мере сообщений о новых выявленных ведьмах, что создавало порочный круг.

Активизация преследования ведьм происходила параллельно с процессом осмысления этого явления христианскими теологами. На их суждения оказывала влияние сложившаяся ситуация, в свою очередь, их трактаты могли впоследствии влиять на расширение ведовской охоты, так как содержали ответы на вопросы о том, почему в принципе возможно существование ведьм и каким именно образом они причиняют вред людям.

Одной из важных проблем, которые поднимались в демонологических трактатах, оставался вопрос о том, почему Бог попускает возможность ведьмам творить зло. Традиционный ответ заключался в том, что Бог не ограничивает свободу воли людей. Это давало возможность людям совершать любые деяния, в том числе и непосредственно связываться с сатанинскими силами. По мнению Иоанна Триттемия, которое он озвучивал в письме к императору Максимилиану I,

Триттемий утверждал, что злые люди могут реально получить от демонов очень многое в плане земного благополучия и могущества, хотя и делал оговорку, что предел в этих желаниях положен Богом.

Представление о вредоносном колдовстве, о существовании ведьм было и раньше достаточно распространено в народной среде. Однако для того, чтобы охота на ведьм приобрела массовый характер, нужные были существенные изменения в образе типичной колдуньи. Традиционный образ ведьмы был фигурой одиночки, которая за счёт своих сил желает обеспечить себе безбедное существование и определённое уважение со стороны соседей. Она может навредить окружающим, но делает это не потому, что ей необходимо зло само по себе, а из корыстных соображений или по личной вражде к кому-либо.

В трактатах демонологов постепенно формировался новый образ ведьмы. Предполагалось, что она просто не могла воздерживаться от совершения зла, так как это было обусловлено заключением договора с сатаной. Кроме того, очень важным было то, что отдельная ведьма теперь рассматривалась как член преступного сообщества. Триттемий писал, что ведьмы

Именно такой подход во многом способствовал масштабности охоты на ведьм. От арестованной ведьмы требовали признания не только в договоре с сатаной и совершении различных злодеяний, но также хотели получить список тех людей, которые вместе с ней присутствовали на шабаше и поклонялись дьяволу. Затем аналогичного требовали и у арестованных о указанию ведьмы. Таким образом, количество людей привлечённых к ведовским процессам могло расти в геометрической прогрессии.

Если говорить именно о конкретных обвинениях, то ни были вполне традиционны. Ведьмам приписывали возможность наводить на людей порчу, насылать различные болезни, включая смертельные. По мнению Триттемия,

Триттемий, как и большинство демонологов, пытался показать, что существование ведьм не должно рассматриваться как повод для сомнений во всемогуществе Божием. Триттемий полагал вполне естественным, что Бог может посылать людям испытания, которые те должны выдержать и показать тем самым свою верность Христу. Он писал, что слуги сатаны имеют возможность нападать на всех, включая богобоязненных людей, но те

Можно указать на существование среди демонологов и иной позиции, которую высказывал, в частности, Дж. Гиффорд. Этот автор не отрицал существование демонов, которые одержимы желанием принести как можно больше вреда людям. Не отрицал он также и злонамеренность ведьм. Но для данного автора казалось неприемлемым представление, что именно ведьмы являются главными участниками вредоносного колдовства, а демоны вынуждены выполнять их волю. Подобная точка зрения, по мнению Гиффорда широко распространилась среди народа и даже учёных мужей. Однако подобный взгляд старается навязать людям именно сатана.

Для Гиффорда обязательным условием совершения колдовства было попущение со стороны Бога, который по тем или иным, обычно неясным для людей причинам, решал, что демон может причинить зло человеку. Далее действовал уже непосредственно сам демон, который обладал умением производить болезни в человеческом теле. Что же касается колдуний, то, по выражению Гиффорда,

«он (демон) держит ведьм в кулаке; он, можно сказать, создает их».

Формально такой подход можно было рассматривать как указание на несколько меньшую вину самих ведьм. Ведь при таком взгляде, получалось, что сами они не могут при всём желании причинить вреда человеку. Однако, с практической точки зрения, позиция Гиффорда мало что меняла в охоте на ведьм. В своём трактате он подчёркивал:

Гиффорд стремился не к оправданию ведьм, а чтобы люди не забывали о главных виновниках колдовства – о демонах.

Споры среди демонологов могли вестись и относительно других конкретных обстоятельств жизни ведьм. Некоторые могли отрицать реальность ведовских шабашей, предполагая, что все рассказы колдуний являются фантазиями. Однако источником этих выдумок было именно дьявольское наваждение. Соответственно, ведьмы всё равно должны были подвергнуться наказанию, так как это наваждение могло начаться только после того, как они отреклись от Бога. Однако постепенно возобладал более материалистический подход, выраженный, например, в трактате Л-М. Синистрари. Этот автор полагал, что

Народные представления о ведьмах и их деятельности закреплялись в протоколах допроса и признаниях колдуний. Конечно, сам факт признания свидетельствует, скорее всего, о невозможности вытерпеть пытки. Однако для нас в данном случае интересны конкретные описания того, что именно могли делать ведьмы, обратившись за помощью к сатане. Сатана мог являться ведьмам в виде животных, например в образе кота. Он требовал отказа от Бога, что проявлялось в согласии отдавать свою кровь сатане. Помимо крови Элизабет Фрэнсис из Челмсфорда кормила таинственного говорящего кота хлебом и молоком.

Кот обещал сделать Элизабет богатой. Впрочем, с реализацией желаний дело обстояло не всегда блестяще. Элизабет попросила дать ей овец. Они таинственно появились из ниоткуда, но затем столь же таинственно исчезли. Затем Элизабет хотела выйти замуж за богатого соседа, кото обещал ей это, но не исполнил просьбу. Зато когда разозлившаяся женщина пожелала соседу смерти, то тот вскоре заболел и умер, что служило явным доказательством действий сатаны. Другие ведьмы, арестованные вместе с Элизабет, также рассказывали о появлении дьявола в виде различных животных. При этом он иногда открыто говорил о своём намерении получить тела и души ведьм. Что касается просьб, которые сатана исполнял, то они в большинстве случаев сводились к наведению болезни на соседей или их скот.

Порой обвинения в колдовстве могли сочетаться с указанием на совершение вполне обыденных уголовных преступлений. Так в Мюнхене в 1600 г. была казнена шайка из 6 человек, четверо из которых были членами семьи Гамперле. Их обвиняли в разбое на дорогах, в кражах из купеческих домов в городе. Однако наряду с этим под пытками обвиняемые сознались, что могли массово убивать детей, а также с помощью колдовства насылать на своих врагов хромоту и сделать так, чтобы у них на спине вырос горб. Если рассматривать этот случай в контексте социальной гипотезы, то можно предположить, что, устраивая расправу над обычными уголовными преступниками, общество хотело подчеркнуть, что эти люди полностью отреклись от Бога. На них не должны распространяться никакие нормы милосердия.

Параллельно с развитием страха перед ведовством, который приводил ко всё новым кострам, в Европе могли раздаваться голоса, которые выступали против расправ над людьми, обвиняемыми в колдовстве. К числу первых противников ведовских процессов можно отнести иезуита Фридриха фон Шпее. Сложно сказать, верил ли сам Шпее в реальность существования ведьм. Необходимо учитывать, что вплоть до определённого времени выражение открытого сомнения в этом могло сомневающегося привести на костёр. Так или иначе, но Шпее пытался выступать против ведовских процессов с сугубо юридическими аргументами. Он не пытался отрицать саму возможность нанесения вреда с помощью колдовства или того, что ведьмы могли отрекаться от Бога и подписывать договор с сатаной. Однако Шпее указывал на то, что при ведовских процессах должны соблюдаться все юридические нормы, которые были характерны для всех остальных.

Шпее указывал на многочисленные явные нестыковки, которые возникали при получении сведений из допросов ведьм. Нередко обвиняемые говорили о присутствии на шабаше в определённый день тех людей, которые могли подтвердить своё алиби на это время. Шпее говорил, что в данном случае необходимо верить именно тем, кто предоставил алиби, а не ведьмам. Тем боле, что нельзя было исключать вероятность создания дьяволом иллюзии, которая должна была навести подозрение на невинного человека. Понятно, что следование этому правилу могло пресечь вовлечение в ведовской процесс всё новых и новых лиц, которые были бы оговорены под пытками.

Ещё одним важным моментом в аргументах Шпее было указание на необходимость ограничить применение пыток при ведовских процессах. Пытка в XVI-XVII была достаточно обыденной частью процедуры следствия, но её применение регулировалось рядом определённых правил, которые хотя бы отчасти позволяли невиновному обвиняемому выдержать истязание. Пытка была ограничена по времени, по количеству повторений. В случае ведовских процессов все эти ограничение игнорировались. Ведьм пытали фактически до момента признания или до смерти. Шпее писал, что человеку нужно критически относиться к признаниям ведьм. Ведь откуда он знает,

Шпее говорил, что под пытками в колдовстве сознался практически бы каждый человек, включая его самого и даже Папу Римского.

В середине XVII французский философ и писатель Сирано де Бержерак уже не ограничивался только призывом к справедливому судебному расследованию, но открыто заявлял:

Бержерак призывал не верить как признаниям самих ведьм, так и многочисленным авторам, которые писали о реальности колдовства.

Бержерак указывал на то, что все рассказы о могущественных колдунах, которые массово убивали людей, получали от дьявола огромные богатства, оказываются легендами. Если же говорить о реальных обвиняемых в колдовстве, то в большинстве своём это бедные, несчастные люди, нередко явно больные. Бержерак указывал на то, что вряд ли кто-то пожелал бы заключить сделку с сатаной для того, чтобы продолжать жить в абсолютной нищете. Автор допускал, что поводом для обвинений могли стать реальные случаи отравления скота или людей. Но в таком случае обвиняемых следовало судить именно как отравителей и убийц, не приписывая им фантастических посещений шабашей и сделок с сатаной.

Подобная точка зрения постепенно всё в большей степени становилась распространённой и среди правителей государств, что находило соответствующее отражение в законодательстве. Впрочем, этот процесс оказался достаточно растянутым во времени. Стоит также учитывать, что речь шла о разных государствах со своей спецификой. В Пруссии с 1714 г. все дела о ведовстве должны были поступать на рассмотрение короля Фридриха I, который не верил в колдовство, что приводило к соответствующим решениям. С 1740 г. в Пруссии были отменены пытки, что сделало маловероятным получение признаний в колдовстве. Но формально колдовство из списка преступлений убрано не было.

Первой страной, где юридически был оформлен запрет обвинять людей в колдовстве, стала Великобритания. В 1735 г. там был принят «Закон о колдовстве», который завершил период охоты на ведьм в Великобритании[25]. Последний приговор, в котором обвиняемая приговаривалась к смерти за колдовство, был вынесен в 1775 г. в Баварии в отношении горничной Анны Швегелин.